Жизнь даётся один раз, а удаётся и того реже!
Финал! Но, по традиции... традиция... конечно, сказка! Наберитесь терпения. Итак, я начинаю. Он снова заточил свои рифмы, подправил слог и перевязал куплеты. Он готовился так, будто завтра его ждала финальная битва. Собственно, она его и ждала, последняя битва за последние 30, а, может быть, 40 лет. Он прошёл множество городов и стран, повидал множество мест и людей, и везде его встречали с радостью. Его называли добрым сказочником, ведь он рассказывал сказки, добрые сказки, от которых улыбались даже закоренелые пессимисты, на миг забывшие о своих невзгодах. За это время он многое понял, и многое видел, его сказки из года в год становились лучше и красивее, ведь он не только учил людей. Он учился у людей доброте и ласке, умению слушать и помогать, умению радоваться обычным вещам и сострадать горю. Тогда, много лет назад он был совсем ещё молодым, ещё многое не понимал в жизни, и цель его была одна – дойти сюда и рассказать такую сказку, от которой бы заплакали даже самые неверующие. Никому это ещё не удавалось. Каждый сказочник, побывавший здесь, становился совсем другим. Не сказать, что он становился злым, нет. Нет сказителей, которые желают миру зла, они становились какими-то другими, и теперь он находится в этом самом месте, в той стране, откуда сказочники приходили в мир иными. Он не страшился стать одним из изменившихся, он давно перестал бояться изменений в мире, ведь изменения – это основа жизни! Но он выправлял каждый слог, каждую букву, доводя свою сказку до истинного совершенства. Он придумал её давным-давно, именно с ней он вышел в свой путь, лелея мечту изменить этих людей, которые ни во что не верят. Он мечтал звёздными ночами, что, вот, он придёт сюда и расскажет им, расскажет свою сказку, и они поймут и поверят. Но за годы странствий он изменился. Исчезла эта юношеская самонадеянность, далеко не всегда его сказки оказывали именно то влияние на людей, которого он ожидал. Исчез максимализм, он сам стал мудрее, видя людей во всех проявлениях. Его сказка обрастала всё новыми куплетами, рифмами, меняла своё течение, как горная река. И он становился всё печальнее и печальнее с каждым годом его странствий, а теперь он готовил её для своего последнего выступления. Он знал, что оно будет последним, такое – последним. Утро застало его идущим по главной улице города, люди украдкой разговаривали за спиной, указывали на него, и отовсюду был слышен шёпот. Сказочник давно уже привык к этому шёпоту за спиной, разве что в других землях его называли не по имени. Однако, то, что его знали даже здесь, в самом сердце неверия, вселяло надежду, что наконец-то они воспримут, поймут и поверят. И вот тысячи глаз смотрят на него выжидающие и вызывающие, осуждающие и просящие: «Спой!» И он запел ту свою сказку, которую никогда и нигде не пел, которую выносил в себе, носил в себе все эти годы, в которую вложил всё, что видел, хорошее и плохое, в которую вложил всю свою душу, всю, абсолютно всю, без остатка. Но лица не менялись. Всё те же каменные выражения, словно вырезаны на скале. Он чуть не сбился. Успел совладать с голосом, звучащим также сильно, как и много лет назад, успел не сфальшивить и не прервать куплет. Тогда он закрыл глаза, чтобы не видеть этих лиц, лиц неверия. Он пел так, как пел бы для своего ребёнка, будь у него ребёнок, как пел бы для любимой, если бы у него была любимая. Но его любимой была песня, а его детьми – люди. Он пел для людей, для тех, ради кого пустился в этот неимоверно длинный путь, для тех, о ком всю жизнь болела душа, для тех, кого всегда любил, какими бы они не были. Не открывая глаз, он спел всю свою сказку. Он спел эту песню жизни так, как не пел и не споёт больше никогда. Когда он открыл глаза, то увидел всё те же каменные лица. «Ну почему же они не верят? Ведь всё это правда!» – рвался из души безмолвный крик. Каменные лица, разуверившиеся люди, камни, стена камней, стена неверия. Словно блеснуло что-то, совсем рядом. Ребёнок, смотрящий на него расширившимися осознания глазами, и слеза катится по щеке, дороже всякого бриллианта. Он понял, он осознал и он поверил: одна слеза ребёнка отделяет нас оттого, что лежит за гранью обычного понимания, одна слеза ребёнка, осознавшего, что есть добро, одна слеза ребёнка, поверившего в человечность человека, одна слеза ребёнка, увидевшего за личиной иносказания всех нас, одна слеза ребёнка. А ведь сказки не врут, они показывают жизнь такой, как она должна быть, и этот ребёнок знал это. И тот почтенный старик из одной деревушки далеко на Юге, со слезами на глазах смеющийся и радующийся той сказке, тоже знал. И та девушка из заснеженного города, глаза которой засветились пониманием после его песни. И все те люди, которые уходили после его песен новыми, возрождёнными, с искоркой счастья и радости сердца, тоже знали. И все эти каменные лица тоже знали, они тоже когда-то были детьми, были теми, кто понял, кто слушал песни других сказочников, приходивших сюда. Но они не смогли построить свою сказку. В них неверие победило веру в хорошее и доброе, эгоизм вытеснил из сердца сострадание, и за собственным смехом они не слышали стонов о помощи. Сказочник понял, почему дети вырастают такими: потому что их растят неверцы, каменные лица, люди забывшие о том добром, что всегда было в их душах, о том, что давать – всегда лучше, чем брать, о том, что истина находится не в вещах, а в душе. Так рушится сказка, и от неё остаются только камни, из которых дети строят свою стену, своё каменное лицо. 30 лет пути стоили этого понимания, 30 лет пути стоили одной слезы ребёнка, но одна слеза ребёнка бесценна!

Прослушать файл: 28-03-2005 - 09.mp3 / Скачать файл: 28-03-2005 - 09.mp3


@музыка: Westlife – I Cry; Ennio Morricone – Chi Mai; Ennio Morricone – Le Vent, Le Cri